Философия французского эмиссара

Овчарова Е.Э.
СПбГПУ, Санкт-Петербург


Латинское выражение «Sapere aude» («Имей мужество пользоваться собственным умом»), которое Кант считал возможным предпослать всему Веку Просвещения , в пол-ной мере применимо к герою данной статьи. Это полномочный французский эмиссар Клод Гюго (Claude Hugau) (1741-1820), французский политический деятель и путешест-венник, совершивший ряд длительных вояжей по Индии и Северной Америке для выпол-нения ответственных поручений французского правительства.
Это был человек, который, поднявшись при Старом режиме из самых низов, буду-чи изначально безродным нищим сиротой, сыном слуги и крестным сыном сапожника, каким-то образом сумел получить неплохое образование и не просто выжить среди серии катастроф, каковыми были революция 1789 г. и правление Наполеона, унесшие огромное количество видных деятелей – да и обычных людей тоже погибло немало, но существо-вать вполне успешно в течение всей своей долгой жизни, достаточно равномерно продви-гаясь по служебной лестнице.
Клод Гюго мог бы оказать и значительное влияние на ход истории, изменив ситуа-цию в Индии XVIII века в соответствии с интересами Франции, если бы его дея-тельность пришлась на более подходящий момент времени – но он появился не в том месте и в ненадлежащий момент. Недаром К.А. Антонова, известный советский историк, специалист по истории Индии – и российский биограф Гюго, считала его нереализовавшимся Наполеоном. Хотя, возможно, последнее и является гиперболой, отразившей то грандиозное впечатление, которое производит личность Гюго при внимательном изучении текстов его рукописей, но, тем не менее, он сумел встать – если не у кормила власти, то рядом с ним – и не утратить свои достижения в весьма беспокойное время смены эпох. Отставка Гюго была никак не связана с политической ситуацией, а произошла по причине его возраста и была достаточно почетной.

Литературное наследство Клода Гюго представляет собой около шести объеми-стых рукописей, при жизни автора никогда не издававшихся – хотя они были практически готовы к печати. К.А. Антонова считала, что у него не было такой возможности в силу ограниченности финансовых средств. Представляется, однако, что Гюго и не собирался публиковать свои творения – по некоторым вопросам он позволял себе высказываться весьма вольно, особенно по поводу разных аспектов деятельности англичан в Индии (чего стоит одно только рассуждение о женах влиятельных английских чиновниках!), что вполне допустимо в рукописи, но, несомненно, потребовало бы дополнительной редакции в случае печати. Гюго ограничился «изданием» некоторых своих трудов в нескольких экземплярах, причем не ленился дополнить труд переписчика собственноручными исправлениями. Одна из индийских рукописей, озаглавленная «Nottes sur l‘Inde. D’après un voyage fait pendant les années 1769, 1771, et 1772. Par M. Hugo Capitain de Dragon. Année MDCCLXXV», волей судеб оказалась в Научной библиотеке Львовского университета и была издана на русском языке в 1977 году под заголовком «Записки об Индии» ; на языке оригинала эта рукопись в свет не выходила, для публикации французы выбрали первую редакцию текста, более непосредственный дневник путешествия Гюго под заголовком «Путешествие в Азию». Русский перевод «Nottes sur l‘Inde» был сделан К.А. Антоновой, предпославшей ему обстоятельную статью . Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», взявшая на себя труд выпустить книгу Гюго, не отнесла ее ни к одной из своих восточных серий, но оформила в духе серии «Путешествия по странам Востока», что вполне оправдано – небольшой по объему, но фундаментальный по своему характеру, труд Гюго представляет собой широкую панораму жизни Индии перед завоеванием ее англичанами, и дневник путешествия является одним из структурообразующих элементов текста.

Как уже упоминалось выше, отец Клода Гюго, Этьен Гюго, был слугой, крестный отец, тоже Клод Гюго, – сапожником, крестный сын, надо полагать, был назван в его честь. К.А. Антонова писала: «Где Клод Гюго-младший получил образование – неизвест-но, но оно было по тем временам довольно хорошим. Как видно из рукописи, у него чет-кий деловой стиль, он читал Вольтера, к месту мог привести латинское изречение, хорошо разбирался в военном деле» . Оставшись в 15 лет без родителей, соответственно, и средств к существованию, Клод Гюго поступил в 1757 г., т.е. 16-ти лет от роду, на воен-ную службу, за 10 лет сделал блестящую карьеру и в 1769 году обратил на себя внимание всесильного министра Шуазеля (находился у власти в 1758-1770 гг.), направившего его в Индию в составе немногочисленного отряда с миссией всемерно содействовать распро-странению там французского влияния и противостоять влиянию Англии.
Шуазель был одним из тех немногих членов французского правительства, кто по-нимал значение индийских колоний – и предпринимал шаги с тем, чтобы переломить со-отношение сил в сторону Франции. Но он был чрезвычайно ограничен не только в финансовых средствах – государственные ресурсы поглощало содержание королевского двора, но и в возможностях предпринимать открытые политические демарши. Именно поэтому он смог выделить для выполнения миссии в Индии в распоряжение руково-дителя отряда лейтенанта Хюгеля лишь одного только Клода Гюго, правда, с правом начальнику отряда набрать еще восемь человек.
Шуазель направил в Индию Клода Гюго, как указывает К.А. Антонова, вместо тех 500 человек, которые были действительно необходимы для достижения желаемой це-ли – французской гегемонии в Индии; возможность ее достижения, несмотря на явное превосходство англичан, еще существовала. Впрочем, выбор Шуазеля не был случайным – и не стал ошибочным.
Это гиперболическое соотношение 1:500, вообще говоря, вызывает в памяти фантасмагорические экспедиции героев Александра Дюма-отца – скажем, знаменитый завтрак в бастионе Сен-Жерве в романе «Три мушкетерах» или миссию мушкетеров в Англии в романе «Двадцать лет спустя». Завтрак, как известно, удался, а спасению ко-роля Англии помешало только то, что переписать уже завершившуюся историю было не во власти даже Александра Дюма. Также это оказалось невозможным и для Клода Гюго – его фантастическая энергия и невероятная обстоятельность не смогли переломить уже фактически завершавшийся процесс английской колонизации Индии.

Сухой стиль Гюго в сочетании с непредвзятостью (часто доходящей до бесприн-ципности) и умением видеть окружающий – и свой собственный внутренний – мир таки-ми, какие они есть, отсутствием расовых предрассудков и рациональным, до мелочей, че-ловеколюбием, постоянной настороженностью в отношении к англичанам и уважением перед разумными принципами их государственной политики, неуклонным, просто фана-тичным преследованием целей, могущим служить интересам Франции и перманентной иронией по отношению к происходящему дает возможность читателю увидеть удивитель-но четкую и емкую панораму Индии конца XVIII в. В рукописи представлен своего рода логистический анализ Индии в период завершения ее колонизации англичанами с точным кратким описанием существующих портов – и перечислением существующих возможностей для организации новых, указанием наличия и качества дорог, с данными по существующему торговому обороту в упоминаемых местностях, по особенностям менталитета и нравственности населения, настроениям и даже дружеским связям влиятельных лиц.

Помимо подробного изучения ситуации, сложившейся в Индии к 1769 г., дру-гим структурообразующим моментом в тексте записок является диахронический анализ деятельности влиятельного индийского правителя Хайдара Али, отца последнего независимого правителя Майсура, Типу Султана, и возможные выгоды Франции от сотрудничества с ним; Гюго писал об этом отнюдь не из академических соображений, думается, что свои рукописи он готовил для доклада в правительственных кругах.
Историю жизни Хайдара Али – в рукописи он назван Айдер-Али-Камом, Гюго излагает в первой главе «Записок», здесь же дана достаточно исчерпывающая характери-стика этого восточного деспота. Отец Айдер-Али-Кама служил королю Майсура и имел под началом 1500 солдат, которых и оставил в наследство своему сыну, единственными положительными качествами которого, по бесстрастному свидетельству Гюго, были лишь природный ум и предприимчивость; последние качества индийского правителя должны были весьма импонировать французскому эмиссару. Вообще же, Айдер-Али-Кам был чу-довищно жесток, чрезвычайно коварен, даже просто подл – в начале своего правления он проделал тот же трюк с мнимой смертью и массовыми казнями, который описан Габри-элем Гарсиа Маркесом в «Осени патриарха», был беспринципен – несмотря на религиоз-ные запреты, он давал большие суммы денег в рост и пил вино. Айдер отличался также крайним сластолюбием – временами он просто похищал тех женщин, которые его привлекали, даже если это были жены его европейских союзников, возвращая их без всяких извинений и благодарности; такой способ общения с прекрасным полом, бесстрастно замечает Гюго, позволял этому правителю ограничиваться небольшим по тем временам размером гарема в 60-80 женщин. Айдер-Али-Кам отличался и неблагодарностью по отношению к своим индийским союзникам – весьма часто, как сетует Гюго, в ущерб самому себе. Впрочем, Гюго рисует своего героя не одними только черными красками – с долей добродушной иронии он отмечает любвеобильность индийского правителя, который был способен не только на насилие по отношению к женщинам, но и на продолжительные романтические увлечения, что порой мешало даже его военным предприятиям; к тому же, как уже было сказано выше, Гюго относился с явным восхищением к выдающимся организаторским способностям Айдер-Али-Кама.
Гюго считает необходимым быть объективным в вопросе оценки свойств Ай-дер-Али-Кама, у которого была лишь одна несомненная добродетель – будучи умным и предприимчивым правителем, он являлся органическим противником Англии. И вывод, который предлагает Гюго своему гипотетическому адресату (рукопись написана в эпистолярной форме), весьма показателен: мы должны сотрудничать с этим человеком, мы должны заинтересовать его в нашей помощи с тем, чтобы он стал контролировать гораздо больше территории, чем в настоящее время, это поможет Франции надежно утвердиться в Индии.
Личные качества Айдер-Али-Кама рассматриваются Гюго как – хотя и достой-ные сожаления – некие личные особенности, не имеющие непосредственного отношения к миссии Гюго; в оценке Гюго явно присутствуют двойные стандарты – не будучи хри-стианским правителем, Айдер-Али-Кам не должен рассматриваться с точки зрения евро-пейской морали. Если мы обратимся к статье «Деспотизм» в Энциклопедии Дидро и д’Аламбера, то встретим там весьма схожее отношение к восточной тирании как к сти-хийному бедствию, которому не применимы христианские моральные оценки. Тем не ме-нее, свойства Айдер-Али-Кама таковы, что Гюго несколько раз обращается к объяснению своей позиции относительно него, повторяя: у Айдера есть и важные положительные ка-чества – что бы о нем ни говорили; этого человека боятся англичане, потому что он действительно внушает страх .

Гюго нельзя отказать в наличии определенного литературного таланта, и, хотя эстетическое чувство у него и было полностью подчинено практической целесообразно-сти – он не смог удержаться и, следуя обыкновению своей эпохи, описал Айдер-Али-Кама в духе персонажей «Тысячи и одной ночи». В первой главе рукописи Гюго под-робно описывает драгоценности Айдер-Али-Кама, экспозицию дольбара, то есть государственного совета, который проводил правитель 24 февраля 1771 года, со всеми подобающими атрибутами: бархатными подушками, роскошным персидским ковром, кроватью из сандалового дерева с серебряными и золотыми украшениями, серебряными светильниками, черными красавцами-рабами, подающими в нужный момент драгоценное блюдо с бетелем, известью, пряностями и богато украшенный гаргули (так Гюго называет кальян) .
Следует отметить, что самые драматические, вполне достойные вестерна сцены, как, например, уход от погони или нападение тигра, зрелище разворачивающихся перед ним самых экзотических нравов и обычаев отнюдь не склоняли Гюго к созданию красоч-ных сцен в своем повествовании. Например, описания разнообразнейших ландшафтов, окружавших Гюго во время его странствий по суше и на море, приводятся в тексте запи-сок большей частью из каких-то практических соображений и сводятся к чему-то вроде нижеследующего: «…Лесистая местность простирается здесь на 36 лье, что сильно за-трудняет ведение войны в этой стране» . Правда, он не мог не отметить редкую красоту храмов (Гюго называет их скопом «пагодами»), варварски разрушенных Айдер-Али-Камом во время массовых репрессий: «Раньше там жило 10 тысяч канаратцев и брамов, и было больше сотни великолепных пагод, с большим искусством воздвигнутых для почи-тания несуществующих богов. Я видел руины редкой красоты» . Знаменательно добавле-ние к этому эстетическому экскурсу: «На строительство в этой местности… ушло столько материалов, что из них можно было воздвигнуть несколько крепостей, не опасаясь при этом, что не хватит тесаного камня, кирпича, железа, свинца, мрамора и даже дерева» .
Гюго всегда стремился обосновать свои эстетические предпочтения. Так, в кон-це своего пребывания в Индии Гюго побывал в городе другого властителя, вассала Айдер-Али-Кама, в довольно большом по тем временам городе Кананор. Его архитектура не понравилась Гюго, чему он нашел разумное объяснение: «Кананор — очень большой город с многочисленным населением, принадлежащим к разным сектам. Это резиденция правителя. Я не видел там красивых зданий. Дворец Али Раджи очень большой, но безвкусно построенный, как и почти все другие здания здесь. Они приземисты и так закрыты, что лучи солнца едва туда проникают. При их постройке архитекторами руководили азиатское сладострастие и ревность».

Гюго явно позиционирует свою рукопись среди существующего контекста лите-ратуры путешествий XVIII в., чрезвычайно популярного жанра, служившего как для удовлетворения любопытства просвещенной публики, так и для философских и политических обобщений – рукопись стилизована под цикл писем некоему условному высокопоставленному лицу, как это и полагается настоящему путешествию; в конце писем для местного колорита добавлены не соответствующие действительности сообщения об отправке писем с кораблями разных стран, некоторым письмам предпосланы обращения к незримому собеседнику. Также в тексте присутствует изложение разного рода происшествий и приключений, случавшихся с автором по дороге; перед нами не просто отчет, а книга из разряда литературы путешествий. Многие пассажи указывают на достаточное хорошее литературное образование автора, присущее ему чувство юмора позволяет ему оценить происходящее с насмешливой отстраненностью.
Гюго не скрывает своей идеологии, декларируя свой просвещенный патриотизм в эпиграфах, предпосланных первой и второй частям рукописи:
- К первой части: «Гражданин должен отдать дань своей родине, во имя нее выска-зывая свои патриотические взгляды».
- Ко второй части: «Для нас не существует иной заботы, кроме стремления приум-ножать славу нашего Отечества, приносить ему счастье и процветание».

Собственно говоря, таков был дух эпохи Просвещения, что литературная и фи-лософская традиция проникали в тексты, написанные по поводам совершенно частным. Сама структура описаний у Гюго несет определенную точку зрения, определенную фило-софию, весьма индивидуальную, хотя, как справедливо отмечала К.А. Антонова и фран-цузский историк Глашан, в чем-то близкую взглядам Жан-Жака Руссо; это весьма приме-чательное сочетание крайнего прагматизма и естественного сентиментализма. Фило-софский, иногда даже отчасти циничный взгляд на вещи (позиция автора по необходимости маккиавеллистическая) пронизывает все повествование Гюго. Вполне в духе Жан-Жака Руссо высказывание о жителях города Кап. В духе иронической традиции своего времени Гюго относит к достоинствам жителей этого индийского города – как белых, так и черных – то, что они не увлекаются чтением романов и посещением театров.
Интересно, что у Гюго отсутствует ощущение расстояния между европейцами и жителями Индии, представление о принципиальной разнице Востока и Запада. При опи-сании самых диких обычаев и нравов Гюго соблюдает совершенную беспристрастность. Возникновение и широкое распространение среди образованных людей идеи об особом, целостном, проникнутым мистицизмом, восточном менталитете еще впереди. Истинный сын своего реалистического века, Клод Гюго нисколько не заражен тем почти инстинк-тивным представлением о восточной мудрости, которое будет так свойственно путешест-венникам-романтикам. Автор «Записок» не видит особой значимости в восточных религиях, относя их просто к разряду человеческих заблуждений, да, собственно, он даже и не интересуется различиями между восточными религиями.

Во время своего длительного вояжа по Индии, включавшего Иль-де-Франс (о. Маврикий), с юга до Мыса Доброй Надежды Гюго занимался изучением географического расположения разнообразных местностей, их рельефом, полезными растениями, оборони-тельными сооружениями и их состоянием в текущий момент, производимыми и транзит-ными товарами, балансом политических сил, способом организации, состоянием и чис-ленностью армий, этническим составом населения, его обычаями и привычками, возмож-ностью использования всего этого для достижения французской гегемонии в Индии – и примечательно, что вместе с изучением ландшафта, замерами фортов, расчетами возмож-ного товарооборота и прочими объективными факторами Гюго большое внимание уделяет психологическому и даже социологическому анализу ситуации, объектом которого являлось как местное население, так и европейская администрация. Видимо, несколько лукавил Жомини , знаменитый стратег первой половины XIX в., объявляя за собой приоритет в признании крайней важности учета субъективного фактора при разработке плана компании: «война не является точной наукой, а полной страстей драмой; … моральные качества, таланты, дальновидность и способность исполнителей, сила характера лидеров и импульсивность, преданность и страсть масс имеют огромное на нее влияние» . Представитель старшего поколения, Клод Гюго, с которым Жомини должен был быть знаком – оба они находились в ближайшем окружении Наполеона Бонапарта, блестяще использовал все перечисленное при разработке своих компаний гораздо раньше.

Из знаменитой четверки мушкетеров Гюго следует соотнести, вероятно, скорее всего, с д’Артаньяном. Его природный ум, крайний прагматизм в сочетании с бесшабаш-ным авантюризмом, врожденное умение общаться с людьми – включавшее способность оценивать окружающих во всем многообразии их качеств, умение выделять самое важное в данный момент, успевая при этом достаточно быстро изменять приоритеты по мере раз-вития ситуации, а также своеобразное чувство юмора давали ему возможность не только успешно адаптироваться в самых разнообразных средах, но и создавать предпосылки для решения весьма масштабных задач.
Широкий кругозор и деятельная натура, как говорилось в начале статьи, позволили Клоду Гюго сделать весьма успешную карьеру. До маршала, правда, Гюго не дошел, но в конце карьеры, которая продолжалась до 1810 г., его чин равнялся генеральскому. Лихие скачки и романтические увлечения, мимоходом упомянутые в тексте рукописи, лишний раз это подтверждают это его сходство с любимым героем Дюма. К сожалению, рядом с Клодом Гюго не было никого, кто бы мог сравняться с остальными мушкетерами. Был лишь некто г-н Хюгель, наделавший немало ошибок и проваливший все, что только было можно. Впрочем, и он скоро погиб. Гюго остался один, ему оставалось только искать ока-зии для возвращения во Францию. Миссия оказалась невыполнимой.

Комментарии к статье:

Кассирер Э. Философия Просвещения. / Э. Кассирер – М. : РОССПЭН. 2004 – С.14
Гюго Клод. Записки об Индии. / Клод Гюго. – М. : Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1977. – 224 с.
Антонова К.А. Клод Гюго и его «Записки об Индии»/ Клод Гюго. Указ. соч. – С. 3-35. Подробнее об этом периоде К.А. Антонова пишет в книге: Английское завоевание Индии в XVIII в. : М., 1958.
Антонова К.А. Клод Гюго и его «Записки об Индии»/ Клод Гюго. Указ. соч. – С. 12.
Антонова К.А. Клод Гюго и его «Записки об Индии»/ Клод Гюго. Указ. соч. – С. 12.
Там же, С.46-49.
Там же. С.171.
Антонова К.А. Клод Гюго и его «Записки об Индии»/ Клод Гюго. Указ. соч. – С. 43
Там же, С.44
военный теоретик и историк Antoine-Henri baron de Jomini, он же Генрих Вениаминович Жомини, русский генерал от инфантерии
Жомини Г. Стратегия и тактика в военном искусстве. – М. : ЗАО Центрполиграф, 2009, С. 358