Рассуждение о современном подходе к проблеме познания мира

Овчарова Е.Э.

Уже в середине XIX в. Прогресс победно совершал свое триумфальное шествие во многих отраслях науки и техники; возможно, что основной его победой было торжество над преж-ним, библейским страхом перед познанием мира – и перед использованием плодов познания для практических человеческих нужд.
В современную эпоху – которую можно отсчитывать с начала XX в. – трагедия Фауста, человека, вступившего в сговор с дьяволом ради страсти к познанию мира, более не осозна-ется как актуальная. В современном сознании мир – Вселенная – более не является непо-стижимым и загадочным явлением. Скорее, это библиотека, где всегда можно найти необхо-димую книгу, потратив на это больше или меньше времени. Именно в XX в. в тексте автора, который является воплощением обширной и безжалостной премудрости нашего времени, а именно Хорхе Луиса Борхеса , возникло видение Вселенной-Библиотеки. Его Библиотека, которая и есть Вселенная, есть книжная бесконечность, где книги бесконечно ссылаются друг на друга. Она заключает в себе все книги и возможность создать новые – в том случае, если собрание окажется неполным; для Библиотеки характерен произвол ее неведомых Властей (так свойственный XX в.), формальный подход к знаниям и население, обладающее скорее языческой, чем христианской идеологией .
Впрочем, уже в XIX в., были скептики – их лучше назвать пророками, которых тревожил совершавшийся на их глазах необратимый разрыв с традицией. Грандиозный успех механи-стической идеологии глухо предвещал невиданное нашествие утопистов. Но голоса сомне-вающихся слабо звучали в общем хоре славословия Прогрессу – и, даже услышанные, они не всегда бывали поняты.
Одним из таких пророков был Шарль Бодлер. Великий французский поэт отнюдь не при-ветствовал стремительную – и уже, очевидно, бесповоротную – трансформацию мира под влиянием множащихся технологических, идеологических и нравственных новшеств. Об этой его оппозиции свидетельствует, в частности, его гениальная поэма «Le voyage» – магическое зеркало, отразившее эпоху, произведение, заключающее знаменитый цикл «Цветы Зла» . «Le voyage» была откликом Шарля Бодлера на эйфорический восторг своих современников, а в частности, на восхвалявшую Прогресс книгу Максима дю Канна, известного в Париже середины XIX в. литератора и критика. Одним из смысловых пластов поэмы Бодлера является своего рода итоговое путешествие человеческого рода. Блистательная поэма «Плавание» Марины Цветаевой, обычно представляемая как перевод «Le voyage», не является буквальным переводом хотя бы уже потому, что «Плавание» не содержит в себе философской проблематики оригинала, скорее, это, образно говоря, нечто вроде страстного манифеста пассионариев ; недаром настоящие или истинные путешественники, les vrais voyageurs, Бодлера обратились у Цветаевой в истых пловцов. И такая разница смыслов неслучайна. Хотя, как известно, Марина Цветаева, будучи наследницей великих традиций литературы XIX в., остро ощущала противоречие между своей личностью и современной эпохой: тому есть бесконечное число свидетельств – но, тем не менее, великая поэтесса принадлежала уже новому веку, для которого библейская проблематика познания как-то сама собой отошла в почтенную музейную область.
И это взаимное непонимание поэтов, олицетворяющих разные эпохи, присутствует уже с первой строфы. Поэма « Le voyage» начинается словами:
«Pour l''enfant, amoureux de cartes et d''estampes,
L''univers est égal à son vaste appétit.
Ah! que le monde est grand à la clarte des lampes!
Aux yeux du souvenir que le monde est petit!» .
Во 2-й строке у Бодлера возникает образ: «L’univers est égal à son vaste appétit». Это не случайный образ для поэта: в стихотворении «La voix» («Голос»), более позднем по времени (оно относится к 1862 и носит автобиографический характер), он встречается снова:
« ...La Terre est un gâteau plein de douceur;
Je puis (et ton plaisir serait alors sans terme!)
Te faire un appétit d’une égale grosseur.»
«Мир - пирог. Развей свой аппетит. Ценой своих усилий
Познаешь сладость ты всего, что создал бог».
«Голос», перевод В.Шора
Это говорит дьявольский, искушающий ребенка голос. И, таким образом, вселенная – «L''univers est égal à son vaste appétit» – это дьявольское искушение. Стремление познавать –греховно, но желание познавать – совершенно неодолимо. Познание – это то, чем прельщает человека дьявол. Это библейская и христианская дилемма, нашедшая свое воплощение в тра-гедии Фауста у Гете. В этой системе координат естественно, что человек, поддавшийся дья-волу, не обретет ни счастья, ни покоя. Результатом такой уступки врагу рода человеческого может быть только гибель. То есть путешествие, которое совершают бодлеровские пловцы, «les vrais voyageurs», стремящиеся обрести новое, обречено изначально.
«Mais les vrais voyageurs sont ceux-là seuls qui partent
Pour partir; coeurs légers, semblables aux ballons,
De leur fatalité jamais ils ne s''écartent,
Et, sans savoir pourquoi, disent toujours: Allons!».
Марина Цветаева не посчитала существующий в «Le voyage » мировоззренческий кон-фликт настолько важным, чтобы оставить его в тексте «Плавания». Бодлеровское предосте-режение и не может быть здесь услышано, так как оно исчезает.
Вот ее перевод:
«Для отрока, в ночи глядящего эстампы,
За каждым валом - даль, за каждой далью - вал.
Как этот мир велик в лучах рабочей лампы!
Ах, в памяти очах - как бесконечно мал!»
В ее строфе остается только ощущаемая отроком бесконечность, которая соответст-вует слову l''univers. Цветаевское «За каждым валом - даль, за каждой далью – вал» создает иллюзию бесконечности в виде чередования цепи валов и далей, цветаевский отрок, «глядя-щий эстампы», имеет перед собой только ничем неограниченное пространство – без всякого напоминания о греховности познания.
События в тексте оригинала и перевода развиваются, хотя и в одном направлении, но со-вершенно по различным причинам:
« Un matin nous partons, le cerveau plein de flamme,
Le coeur gros de rancune et de désirs amers,
Et nous allons, suivant le rythme de la lame,
Berçant notre infini sur le fini des mers »
«В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль, и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей»
Бодлеровскими пловцами владеет метафизическая страсть к познанию; огонь, злоба и горькие желания являются аллюзией на христианский ад, страсть пловцов Цветаевой вызвана Мечтой, которая никак не связана с понятием греха и гибели.
Рассматривая 3-ю строфу II части, интересно отметить, что цель бодлеровских путешест-венников (любовь, славу, счастье - т.е. как раз те радости, которые обычно обещает дьявол склонной к искушениям душе) - М.Цветаева заменяет для своих пловцов на рай, любовь, блаженство. Ее идеал не включает славу, вместо счастья - рай, блаженство, т.е. уже почти потусторонняя мечта, очевидно нереализуемая в земной жизни (следует отметить, что появляется принципиально отсутствующая в подлиннике блаженная страна), в то время как бодлеровская цель, в принципе, представляется возможной.
«Notre âme est un trois-mats cherchant son Icarie;
Une voix retentit sur le pont:"Ouvre l''oeil!"
Une voix de la hune, ardente et folle, crie:
« Amour...gloire...bonheur!" Enfer! c''est un écueil!»
«Душа наша - корабль, идущий в Эльдорадо,
В блаженную страну ведет – какой пролив?
Вдруг среди гор, и бездн, и гидр морского ада -
Крик вахтенного: – Рай! Любовь! Блаженство! - Риф!»
И, надо признать, что конфликт между Поэтом и Толпой, носивший прежде не-сколько частный и элитарный характер, трансформируется в двадцатом веке в противоречие между Духом и Вещественностью (используя цветаевскую терминологию). Убирая уже не-актуальное для нее противоречие из текста Бодлера, Марина Цветаева подчиняет развитие событий именно противоположности между Душой и Вещественностью.
Меж тем, страх перед познанием мира не был так уж безоснователен. Мы должны при-знать, что процесс познания мира приносит самые разные плоды, а конечный результат его абсолютно неизвестен. Помимо всего прочего, успехи наук приводят к всё бóльшей разнице между людьми по уровню знаний, а еще бóльшей – по степени понимания; следует признать, что эта разность потенциалов совсем не безобидна.
Возможно, процесс познания мира готовит человечеству еще немало сюрпризов, хотя в данный момент оно вполне довольно, если использовать формулировку Пригожина, необы-чайным разнообразием современных естественных наук. Это разнообразие и должно непре-менно, как пишет Пригожин в знаменитой книге «Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой» (2001), найти путеводную нить, ведущую к какой-то единой картине мира . Хотя на самом деле, никто ведь не знает, к чему может привести такие проекты, например, как воспроизведение первых мгновений существование Вселенной, программы поиска внеземных цивилизаций, инвестиции в развитие нанотехнологий.
Здесь будет уместным привести предупреждение Борхеса, заключенное в его ирониче-ском и мрачном сообщении о новых поколениях, обитающих в Вавилонской Библиотеке: «Я знаю места, где молодежь поклоняется книгам и с пылом язычников целует страницы, не умея прочесть при этом ни буквы… человеческий род – единственный – близок к угасанию, а Библиотека сохранится: освещенная необитаемая, бесконечная, абсолютно неподвижная, наполненная драгоценными томами, бесполезная, нетленная, таинственная» . Возможно, что это постмодернисткое видение конца света является вполне актуальным.


Комментарии к странице:

Акторное присутствие библиотеки характерно и для другого столь же бесконечно интертекстуального автора – близкого к современной эпохе – Анатоля Франса. Также как и Борхес, Франс ощущал то противоречие конеч-ности и бесконечности, которое заключено в Библиотеке. Библиотека у Франса присутствует практически все-гда. Она существует в виде бесполезной бесконечности знаний, за которой можно спрятаться людям недобро-совестным и просто мошенникам (“Тощий кот”), это может быть библиотека чернокнижника-алхимика, и в ней больше огненных саламандр, чем мышей (“Харчевня королевы Гусиные лапы”), она является аккумулирован-ной жизнью своего хозяина и создателя (“Преступление Сильвестра Бонара”) – и она горит или продается, ко-гда ее функция уже выполнена.
Борхес Х.Л Проза разных лет: Сборник. - М., 1989, С.80-85.
Поэмы – «Le voyage» и «Плавание», знаменитое переложение творения французского поэта Мариной Цветае-вой на русском языке – живут полноценной жизнью среди обычных любителей литературы, находящих в ней созвучия своим собственным мыслям и настроениям (а не являются только предметом академического интереса специалистов), и обе они часто рассматриваются в контексте сложности, диалектичности окружающего мира. Форма обоих произведений совершенна, что облегчает восприятие и способствует их популярности (хотя и не облегчает понимания). Свидетельством тому может служить цитата из «Плавания» в известной книге Михаила Любимова посвященной истории советской разведке. Это книга называется «Шпионы, которых я люблю и не-навижу», она была издана в серии «XX век глазами очевидцев», в 1998 году в Москве. Это 1-я строфа 2-ой час-ти:
«О, ужас! Мы шарам катящимся подобны,
Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры
Нас Лихорадка бьет, как тот Архангел злобный,
Невидимым бичом стегающий миры».
Этой цитатой завершается история жизни небезызвестного Орлова. Строфа цитируется с характерной ошибкой – слово «лихорадка» со строчной буквы, и она, по мысли Любимова, должна служить поэтическим обобщением неимоверных сложностей шпионской жизни. Что и говорить – жизнь разведчика, несомненно, со-пряжена с перманентным нервным напряжением (тем более, такого человека, который находился в прямой конфронтации с самим Сталиным). Любимов, используя данный текст, под лихорадкой понимает то постоян-ное, нечеловеческое напряжение, которое выдерживали советские разведчики. Для нашего случая важно то, что это напряжение возникало по причине внешних обстоятельств. Лихорадка в «Плавании» - оттого она и пишется с большой буквы (а в оригинале вообще La Curiosité – Любопытство) – возникает по внутренним, подсознательным, не зависящим от воли человека причинам. Налицо явная замена смыслов, проистекающая из произвольной трактовки.
Вопросу о соответствии между «Le voyage»» и «Плавания» посвящен ряд работ, в том числе статья автора: В.Левик. Искусство перевода»; Соколова Т.В. Поэма Ш.Бодлера «Le Voyage» и ее перевод М. Цветаевой // Ли-тература в контексте культуры / под ред. А.Г. Березиной СПб, 1998; Косматова Е.Э. «Le voyage» Ш.Бодлера и «Плавание» М.Цветаевой: сравнительный анализ – Вестник СПБГУ, Сер.2, 2000, вып.4.
Здесь приводится подстрочный перевод бодлеровского оригинала «Для ребенка, любящего карты и эстампы, Вселенная равна его обширному аппетиту. Ах! Как мир велик при свете лампы! В глазах памяти как мир мал!»
подстрочный перевод: «Но истинные путешественники – лишь те, кто уезжает, Чтобы уехать; с сердцем лег-ким, как воздушные шары, Они никогда не отклоняются от своей судьбы, И, не зная почему, непрерывно гово-рят: Вперед!»
подстрочный перевод: «Однажды утром мы отбываем, с пылающей головой И сердцем, отягощенным злобой и горькими желаниями, И мы продвигаемся, следуя ритму волны, Укачивая нашу бесконечность на конечности морей».
подстрочный перевод: «Наша душа – трехмачтовик, ищущий Икарию; Раздается голос на палубе: «Раскрой глаза!» Голос марсового, пылкий и безумный, кричит: «Любовь…слава…счастье» О ад! Это риф».
Пригожин И., Стегерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. – М., 2001, С.31
Борхес Х.Л Указ. соч, С. 85