Проблема жанра в литературе путешествий и философия истории

УДК 82.091+930.1
Овчарова Е.Э.


О проблеме различения документального и литературного текста: предвари-тельные замечания
Рассказчику всегда присуще естественное желание обработать случайный поток со-бытий, придать ему нарративный характер, подчинив его определенной логике – и в результате вполне возможен выход за рамки документального жанра; повествование при этом может превратиться в литературное произведение.
Говоря о том, является ли путешествие путевыми записками, дополненными встав-ными эссе – или серией очерков-эссе на искусствоведческие темы с элементами худо-жественной прозы, или повестью, а возможно даже романом – мы неизбежно оказыва-емся в кругу проблем, связанных с различением документального и художественного текста или, как говорит Умберто Эко в своих «Шести прогулках в литературных ле-сах», повествования естественного и искусственного: «В естественном повествовании описываются события, которые имели место на самом деле (или которые говорящий, по недоразумению или по злому умыслу выдает за таковые). Примерами естественного повествования могут быть мой рассказ о том, что я делал вчера, газетная заметка или даже «История упадка и разрушения Римской империи» Гиббона. Искусственное пове-ствование – это литература; она только притворяется, что говорит правду о реальном мире, или якобы говорит правду о мире вымышленном» [14. C. 225–226].
Согласно Эко, основой для отнесения к той или иной категории служат паратексту-альные, т.е. внешние, находящиеся вне текста [14. C. 226], признаки. Это весьма похо-же на те способы различения документального и литературного текста в историогра-фии, когда соответствие интерпретации событий истинному положению вещей основано на позиционировании ее среди системы принятых трактований прошлого, определении их взаимного логического соответствия.
В случае текстов литературы путешествий проблема классификации, отнесения тек-ста из этого ряда к действительным запискам о реальном путешествии, то есть к доку-ментальным текстам – или к области художественного вымысла, то есть к разряду тек-стов литературных, особенно близка к постановке проблемы истинности в современ-ной исторической науке. История имеет в своем распоряжении лишь разрозненные на-боры фактов, проблема их логической организации для этой науки является вечной и перманентной. Путешественник при составлении путешествия оказывается в похожей ситуации – перед ним проходит бесчисленное количество людей, событий, ландшаф-тов, и он должен отобрать из них лишь часть, представив их в виде связного повество-вания. Для того чтобы создать занимательный для чтения рассказ, автору необходимо создать такую структуру текста, которая позволила бы привлечь и удержать внимание читателей, а подобному процессу неизбежно сопутствует замена правды жизни на ху-дожественную правду, откуда уже недалека до домысла и просто вымысла. Грани же между перечисленными явлениями чрезвычайно неопределенны; можно с уверенно-стью утверждать, основываясь на многочисленных примерах, что практически невоз-можно формализовать анализ жанровой принадлежности текста путешествий. Также и в историографии – длительные дискуссии о способах организации исторического зна-ния выявили, что нарративная организация исторического знания не имеет прямой корреляции со степенью соответствия или несоответствия истине. .
В силу сходства проблем определения жанра в литературе путешествий и историо-графии, представляется плодотворным привлечение некоторых положений современ-ной философии истории для анализа жанровой принадлежности путешествий.

О нарративе в историографии
Следует уточнить понятие нарратив применительно к историографии. Франк Анкерсмит, один из ведущих специалистов в области философии истории, пишет, что при слове нарратив часто вспоминают об историографии, созданной по образцу художественной литературы. Для обычных читателей «Пармская обитель» или «Дэвид Коперфильд» Диккенса – идеальные образцы нарративной художественной литературы и яркая иллюстрация того, что представляют собой нарративные структуры [4. C.28]. Современная нарративистская философия более занята многоплановым подходом, ее больше интересует логическая природа языковых сущностей, используемых при рассмотрении прошлого (таких как «нации», «интеллектуальные направления» или «настроение умов»), чем описание протекающих во времени процессов [4. C.28]. Нарратив в современном историографическом понимании представляет собой не только – и не столько – линейно разворачивающееся повествование, сколько логическую структуру, в сетке которой укладываются факты исторического прошлого.
В своей классической работе «Нарративная логика» (1983) Франк Анкерсмит гово-рит о том, что невозможно провести четкую грань между историческим исследованием и нарративным написанием истории. Поиск и описание фактов обычно производится в рамках определенный нарративной интерпретации, именно факты определяют, каким окажется ее результат. Было бы ошибкой переоценивать эту ситуацию, и в силу невозможности проведения четкой грани между историческим исследованием и написанием истории делать вывод о том, что их вообще не следует различать [4. C.23]. Анкерсмит показывает также, что нет жестких формальных оснований для различения историографического описания и исторического романа – хотя это совершенно разные вещи, наглядно представляя трудности такой дифференциации с помощью следующего образного сравнения: «даже если нельзя с точностью сказать, где кончается шея и начинается туловище, их анатомическое различение не вызывает никаких возражений» [4. C.24].
Обсуждения вопроса о соответствии между истиной и историческим дискурсом на-чалось в первой половине XX в. в трудах Коллингвуда, Мамфорда, Поппера – а затем поколения историков 60-х годов, преимущественно тех из них, у которых, как пишет современный российский культуролог Игорь Смирнов [10. С. 478-540], преобладал ме-тодологический интерес. Была поставлено под сомнение сама способность историче-ского дискурса быть носителем фактической истины. История и ее моделирование к концу XX в. попали у авторов, развивавших этот скептический подход, в некий мето-дический тупик [2. C. 69 –88].
Конечно, связь литературных тропов и историографии в сознании просвещенного читателя связана прежде всего с именем Xейдена Уайта. Уайт, как и Ролан Барт, ут-верждал, что историки выбирают между тропами (метафорой, метонимией, синекдо-хой), а исследовательские тексты о прошлом, story types, подчиняются также трагиче-скому, комическому, сатирическому, панегирическому и другими литературным моду-сам, которые, по его мнению, отнюдь не присущи, не имманентны миру фактов [10. С. 478-540].
К середине 80-х годов прошлого века острота дискуссии спала. Как пишет Игорь Смирнов, новый историзм подчеркнуто разрешает ученому, занятому прошлым, быть повествователем. Вопрос о структуре сменился проблемой интерпретации; историче-ский текст часто необходимо имеет нарративную структуру, его соответствие истине может быть выявлено во взаимодействии его с другими историческими нарративами. Так, например, постоянно подвергается нападкам такое понятие, как Средневековье; противники этого понятия апеллируют к разного рода текстам и их толкованиям, да-бы показать, что этот период был слишком разнородным по своим характеристикам не может рассматриваться как некое единство. Тем не менее, термин продолжает сущест-вовать – вероятно, в силу того, что просто дает возможность удобно структурировать исторический процесс.
.
Взаимодействие литературного и исторического дискурса
С. Зенкин отмечает, что история взаимодействует с литературоведением с самого его начала; большая часть их взаимодействия, правда, была связана с работой комментаторской (описанием контекста), а не теоретико-литературной. По ходу развития исторической поэтики отношения истории и литературоведения усложняются и делаются двусторонними: имеет место взаимообмен идеями и сведениями [7].
Литературоведы в своей исследовательской работе порой оказываются в плену ис-торического дискурса; особенно часто это случается при исследованиях древних форм литературы, к которым относится литература путешествий – или других, например, скандинавских саг. М.И. Стеблин-Каменский, занимаясь вопросами происхождения литературы, а в частности, говоря о древней исландской литературе и особом месте в ней «Круга Земного» Снорри Стурлусона, определяя жанр этого произведения, должен был оговорить, что он понимает под исторической наукой: «история как наука … под-разумевает выборочное описание действительности прошлого ввиду невозможности ее охвата во всей ее живой полноте» [11. C. 172]. Таким образом, Стеблин-Каменский считает, что история есть определенный способ организации фактов прошлого. В та-ком контексте «Круг Земной» оказывается весьма близок к историческому повество-ванию, несмотря на явное использование литературных тропов: мотивов сказок-бывальщин – или даже волшебных сказок, а также весьма вольные пересказы скальди-ческих стихов, которые являются общепризнанными достоверными историческими свидетельствами прошлого и прямые заимствования из нескольких саг. Во всяком слу-чае, назвать это произведение историческим романом, как то делают некоторые иссле-дователи, означает, согласно Стеблину-Каменскому, допустить грубый анахронизм. [11. C. 173–180].
Историки, в свою очередь, желая того или нет, постоянно оказываются связанными с литературным дискурсом. Так, Франк Анкерсмит, занимаясь вопросами истины в ис-торической науке, оказывается перед необходимостью высказать свое мнение по пово-ду происхождения современных литературных жанров. Исторический язык, язык пове-ствования о произошедших некогда событиях, по его мнению, является основой, про-тотипом всех существующих повествовательных жанров – миф и художественная ли-тература появились, очевидно, позже освоения людьми повествований об индивиду-альном или коллективным прошлом. «Наше прошлое является наиболее удобной мат-рицей для овладения способностью упорядочивать высказывания о реальности после-довательным образом» [4. C. 22]
В заключении данного раздела можно заметить, что для литературоведа текст и реальная жизнь не столь принципиально различны, как для современного историка – для последнего текст вообще, а тем более литературный, является вторичным продук-том общества, часто просто вымыслом, не имеющим непосредственного отношения к его науке; в наше время воображение имеет дурную репутацию среди историков.

Проблема различения документального и литературного текста: фрагментар-ность и простота стиля
В своей известной книге «Анатомия исторического знания» (1977) М. Миндельба-ум [3] прямо противопоставляет истинность исследования и нарративную форму из-ложения. Свои построения историк основывает на почти инстинктивном представлении о том, что только в отношении вымышленных событий могут быть предложены нарративные описания [4. C. 26]. Те исследователи, которые соприкасаются с литературой путешествий, часто основывают свои выводы на весьма схожих суждениях. Так, существует мнение, что истинное путешествие должно быть фрагментарно – но принцип фрагментарности повествования может быть использован автором как структурообразующий. Именно таким образом построена композиция романа «Сентиментальное путешествие» Лоренса Стерна. Вокруг путешественника Стерна возникают и исчезают люди, пейзажи, города – но это не делает его роман подлинными записками путешествий. Другой пример – роман Жерара де Нерваля «Путешествие на Восток», который также в значительной степени организован по фрагментарному принципу, возможно, в силу истории его возникновения и публикации. Алжирские дневники Эжена Фромантена, французского писателя и художника-ориенталиста середины XIX в., часто рассматриваются как произведение документального жанра: так представлены они, например, в изданиях на русском языке 1985 г. и 1990 г.; в подобном ключе трактует книги Фромантена известный российский литературовед Никитин В.А.[12. C.13]; даже сам перевод текста Фромантена в издательстве «Наука» [13], как оказывается при внимательном рассмотрении, сделан под тем же углом зрения, некоторые, весьма существенные, особенности фромантеновской стилистики оставлены переводчиком А. Горячевым без должного внимания; но внимательное изучение текста алжирских дневников пока-зывает, что перед нами произведения, имеющие лишь форму путешествий вида «voyage pittoresque». Фрагментарность повествования, имитирующая запись потока впечатлений являются здесь лишь приемом. Размытость текста «Года в Сахеле», его организация в форме якобы случайно наслаивающихся друг на друга событий, внешне не связанных нарративной рамкой, совершенно не свидетельствует о необходимости классификации текста Фромантена как подлинных записок путешественника.
Возможен обратный случай – наличие логической организации текста путешествий, причем по иному принципу, даже не связанному напрямую со странствиями героя. Но эта организация текста отнюдь не означает обязательной трансформации его в художе-ственное произведение или научный трактат. Именно такой тип путешествий представлен в индийских рукописях полномочного французского эмиссара Клода Гюго (Claude Hugau) (1741-1820), французского политического деятеля и путешественника. Он совершил много длительных вояжей, выполняя ответственные поручения французского правительства в Индии и Северной Америке, оставил не менее шести объемистых рукописей. Гюго нельзя отказать в наличии определенного литературного таланта, но эстетическое чувство у него было полностью подчинено практической целесообразности; менталитет Клода Гюго был сформирован рациональным духом Просвещения – и этот достойный сын своего рационального века все свое повествование посвящает интересам Франции. Практически все в тексте «Записок об Индии» подчинено одной только этой цели. Именно для развития французской экспансии проводит Клод Гюго свой скрупулезный, с определенной долей цинизма, анализ; зрелище разворачивающихся перед ним самых экзотических нравов и обычаев отнюдь не склоняют его к созданию красочных сцен в своем повествовании. В частности, в рукописи дана своего рода логистическая картина Индии XVIII века с точными краткими описанием существующих портов – и перечисление возможностей для организации новых, указанием наличия и качества дорог, с данными по торговому обороту в упоминаемых местностях, а также об особенностях менталитета и нравственности населения, настроениях и даже дружеских связях влиятельных лиц. Географическое положение, рельеф местности, полезные растения, оборонительные сооружения и их состояние, производимые и транзитные товары, баланс политических сил, способ организации, состояние и численность армий, этнический состав населения, его обычаи и привычки, возможности использования всего этого для достижения французской гегемонии в Индии – вот что занимает Клода Гюго во время его длительного вояжа по Индии, включавшего Иль-де-Франс (о. Маврикий), с юга до Мыса Доброй Надежды. Другим структурообразующим моментом в рукописи Гюго является его диахронический анализ деятельности влиятельного индийского правителя Хайдара Али и возможные выгоды Франции от сотрудничества с ним [5]; анализ проводился Гюго не из академических соображений, свои рукописи он готовил для доклада в правительственных кругах. Несмотря на все вышеперечисленное, тем не менее, «Записки об Индии» с их потоком случайных событий являются примером документальной литературы путешествий.
Есть еще одно свойство текста путешествий, на котором часто основывают вывод о художественном или документальном его характере: это простота стиля. Специали-стов, авторитетные в своей области, но далекие от литературы, основывают подчас свои выводы на интуитивных представлениях о том, что такое художественная литера-тура – а что такое документальный текст; существует почти инстинктивное ощущении того, что документальный характер текста вообще, а путешествия в частности, нахо-дится в противоречии с формой его организации, в частности, с занимательностью рас-сказа и его нарративной структурой, с красотой стиля и изысканностью языка, с нали-чием или отсутствием литературных аллюзий. Именно по линии упрощения текста, исключения из него занимательной нарративной составляющей идут те, кто создает текст псевдодокументальный. Если снова обратиться к исландским и норвежским сагам, то нужно отметить следующий примечательный факт. Переводы французских рыцарских романов на норвежский язык в средние века [9] осуществлялись с упрощением стиля, приближением его к документальному, что позволяло читателям находится в рамках привычного дискурса и воспринимать эти переводные повествования как саги об иноземных героях.
Здесь можно вспомнить об одной дискуссии, носившей несколько скандальный ха-рактер, поскольку речь шла об авторских правах на подлинность. Эта дискуссия случи-лась между авторами описаний путешествия под руководством Д.Н. Сенявина, путешествия проходило в 1806-1810 гг. Эта дискуссия послужила источником для исследований российского историка Куприянова [8. С.59-73]; ее участники доказывали подлинность именно своих заметок ссылкой на их безыскусность. Мнения участников дискуссии интересны тем, что находятся, так сказать на переднем крае обсуждения данной проблемы.
Что до литературных имитаций путешествий, то здесь общим местом (источник ко-торого трудно проследить) являются рассуждения о безыскусности повествования, долженствующие доказать искренность автора, на что указывает и Павел Куприянов, приводя обширную цитату из Джерома К. Джерома [8. С. 67].
Использование достижений поэтического языка и художественной литературы мас-терами документального жанра, в частности, в литературе путешествий, имеет много-вековую историю. Одним из первых заметных явлений во французской литературе, которые можно упомянуть в контексте взаимодействия исторического и литературного дискурса, является знаменитая хроника Робера де Клари «Завоевание Константинопо-ля» (начало XIII в.). Книга Клари – записки очевидца, исторический трактат – а также, поскольку речь идет о путешествии, которое совершается при чрезвычайно драматиче-ских обстоятельствах, произведение жанра литературы путешествий.
Заборов отмечает: «Стилистический анализ показывает, что Робер де Клари испытал влияние «песен о деяниях» (chansons de geste) и иных произведений рыцарского эпоса [6. C. 26]. В хронике Робера де Клари, кроме того, встречаются упоминания о Троян-ской войне (гл. ХL и СVI), об Александре Македонском (гл. гл. LХХХI и СIII), о могу-ществе империи Карла Великого (гл. LХХХI) [6. C. 91], т. е. затрагиваются некоторые наиболее популярные в рыцарской среде XII в. эпические сюжеты. Исследователями установлены даже прямые аналогии, если не текстуальные совпадения, с некоторыми произведениями такого рода (в частности, Готье Аррасского). Вскрыты также черты близости (содержательной и стилистической) с отдельными памятниками докумен-тального и прикладного типа: с «Посланием» легендарного эфиопского священника Иоанна. Предполагают еще, что Робер де Клари был знаком с одним из французских переводов хроники Гийома Тирского (1130 – 1186) «История войн, ведшихся в замор-ских землях», выполненным кем-то из его продолжателей» [6. C. 28]. Такая сложная структура текста, несомненно, диктуется желанием автора структурировать пережитые им события в виде хорошо опознаваемых сюжетов для современных ему читателей
Но не только художественная литература служила донором для документальных текстов; обратный процесс был не менее интенсивен. Литература путешествий на про-тяжении веков оказывала значительное влияние на весь европейский литературный процесс. Так в XIX в, путешествия на Восток были своего рода школой стиля для французской литературы.; этот вопрос рассмотрен, в частности французским литерату-роведом Изабель Донэ (Isabelle Daunais) в ее обстоятельной монографии «Искусство соразмерности или освоение пространства» (« L‘Art de la mesure ou l‘invention de l’espace dans les recits d‘Orient », 1996) [1].

В данном контексте весьма показательны путешествия Теофиля Готье. Его книга «В Африке» действительно относятся к разряду документальных путевых заметок; данное произведение Готье практически не содержит вымысла и безупречный, как всегда, стиль Готье ничуть не меняет этого обстоятельства. Путешествия Готье стало заметным явлением именно среди художественных текстов, созданных в первой половине XIX в. в своеобразном жанре путевых заметок о путешествии на Восток, явилось примеча-тельным фактом именно литературной жизни того времени – о ней как книге путеше-ствий современники отзывались самым ироническим образом в силу явной, так сказать, туристической направленности автора. Само путешествие Готье было организовано из потребности согласовать между собой художественную реальность и действительность. Как следует из текста «В Африке», Готье путешествует с целью воочию увидеть оригиналы тех полотен и прототипов литературных образов, которые уже стали частью европейской культурной традиции, т.е. желая не узнать что-то новое о реальности, а обновить структуры мира вымышленного, внести новые элементы в пространство художественной литературы.

Заключение
В философии истории соотношение между истиной в историческом исследовании и его нарративной организацией не является более основанием для сомнения; главным для определения качества исследования является его позиционирование в существую-щей системе текстов и интерпретаций. Структура и стилистика текста путешествия, хотя и несут определенную информацию, но, взятые отдельно, являются столь же нена-дежным основанием для определения его жанра, как это есть для исторического иссле-дования; выстраивание обоснований для классификации здесь должно проводиться на основе анализа каждого путешествия с помощью выявляемых логических связей и со-ответствий.

Список используемой литературы

1. Daunais I. L‘Art de la mesure ou l‘invention de l’espace dans les recits d‘Orient. Saint-Denis – Montrйal, 1996.
2. Lyotard J.-F. L''inhumain. Causeries sur le temps. Paris, 1988.
3. Mandelbaum M.The Anatomy of Histirical Knowledge. London, 1977.
4. Анкерсмит Ф. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков. М., 2003. 360 с.
5. Гюго К. Записки об Индии. М., 1977. 224 с.
6. Заборов М. А. Робер де Клари и его хроника как памятник исторической мысли средневековья. // Робер де Клари. Завоевание Константинополя. – М. : Наука. 1986.
7. Зенкин С. Н. Введение в литературоведение: Теория литературы: Учеб. пособие. М., 2000. 80 с.
8. Куприянов П. Русское заграничное путешествие начала XIX века: парадоксы ли-тературности. // Историк и художник,№1, 2004, С. 59-73
9. Матюшкина И. Г. Поэтика рыцарской саги. М., 2002. 296 с.
10. Смирнов И. П. Мегаистория: К исторической типологии культуры. М., 2000.
544 с.
11. Стеблин-Каменский М. И. Мир саги. Становление литературы. М., 1984. 247 с.
12. Фромантен Э. Одно лето в Сахаре. /Фромантен Э. – М. : Наука, Главная редак-ция восточной литературы, 1985. – 191 с.
13. Фромантен Э. Сахара и Сахель. М. 1990 367 с.
14. Эко У. Шесть прогулок в литературных лесах. М., 2003. 285 с.